“I have decided to stick to love. Hate is too great a burden to bear.” M.L. King
Первая встреча Помпея и Цицерона.
Оставалось примерно сто человек, и Цицерон начинал надеяться, что поймает взгляд одного из семи секретарей, когда парнишка приблизительно его лет пробрался к нему и прислонился к стене, разглядывая визитера. Глаза юноши, осмотревшие Цицерона с головы до пят, были холодны, бесстрастны и прекрасны. Таких кареглазый Цицерон не встречал никогда прежде. Широко открытые, они, казалось, выражали непрестанное удивление. Цвет их был небесно-голубой, чистый и глубокий, настолько яркий, что их можно было назвать единственными в своем роде. Взъерошенная копна светло-золотых волос спускалась челкой до широких бровей. Ниже этой забавной копны виднелось свежее, довольно самоуверенное лицо, в котором вовсе не было ничего римского: тонкогубый рот, широкие скулы, короткий вздернутый нос, неровный подбородок, розовая кожа с бледными веснушками; брови и ресницы юноши были такими же золотистыми, как и волосы. Это было, однако, симпатичное лицо, и его обладатель, изучив наконец внешность Цицерона, улыбнулся обезоруживающей улыбкой.
— Кто ты будешь? — спросил он.
— Марк Туллий Цицерон Младший. А ты?
— Я — Гней Помпей Младший.
— Страбон?
— Разве я выгляжу косоглазым, Марк Туллий? — беззлобно рассмеялся Помпей-младший.
— Нет. Но разве нет обычая принимать прозвище отца? — спросил в свою очередь Цицерон.
— Не в моем случае, — сказал Помпей. — Я намерен добиться собственного прозвища. Я уже знаю, каким оно должно быть.
— Каким?
— Магнус.
Цицерон рассмеялся, издав звук, похожий на тонкое ржание.
— Это немного слишком, не так ли? Великий? А кроме того, ты ведь не можешь сам присвоить себе прозвище. Тебе должны дать его другие люди.
— Знаю. Они мне дадут его.
От такой самоуверенности у Цицерона захватило дух, хотя он и сам не был чужд этого свойства характера.
[...]
— Но как ты можешь надеяться, что тебя назовут Великим, если не знаешь, как произнести речь? — спросил Цицерон.
— А как ты надеешься стать великим, если не можешь пользоваться мечом?
— О, я понял! Ты собираешься стать вторым Гаем Марием.
Такое сравнение не понравилось Помпею. С сердитым видом юноша проворчал:
— Не вторым Гаем Марием! Я буду самим собой. Гай Марий по сравнению со мной будет выглядеть новичком!
Цицерон захихикал, его темные глаза с тяжелыми веками вдруг сверкнули.
— О, Гней Помпей, как я хотел бы этого! — воскликнул он.
[...]
— Спасибо тебе за протекцию.
— Не думай об этом, Марк Туллий! Мы с тобой подходящая пара, как мне думается. Ты поможешь мне с рапортами и письмами, а я тебе — с мечом и щитом.
— Идет, — согласился Цицерон, продолжая топтаться на месте.
— Ну что еще? — спросил Помпей, собираясь уходить.
— Я не отдал твоему отцу приказ о моем назначении.
— Выбрось его, — небрежно посоветовал Помпей. — С сегодняшнего дня ты принадлежишь мне. ©
and i'm like:
Май бади вознт рэди.
Унесите.
Оставалось примерно сто человек, и Цицерон начинал надеяться, что поймает взгляд одного из семи секретарей, когда парнишка приблизительно его лет пробрался к нему и прислонился к стене, разглядывая визитера. Глаза юноши, осмотревшие Цицерона с головы до пят, были холодны, бесстрастны и прекрасны. Таких кареглазый Цицерон не встречал никогда прежде. Широко открытые, они, казалось, выражали непрестанное удивление. Цвет их был небесно-голубой, чистый и глубокий, настолько яркий, что их можно было назвать единственными в своем роде. Взъерошенная копна светло-золотых волос спускалась челкой до широких бровей. Ниже этой забавной копны виднелось свежее, довольно самоуверенное лицо, в котором вовсе не было ничего римского: тонкогубый рот, широкие скулы, короткий вздернутый нос, неровный подбородок, розовая кожа с бледными веснушками; брови и ресницы юноши были такими же золотистыми, как и волосы. Это было, однако, симпатичное лицо, и его обладатель, изучив наконец внешность Цицерона, улыбнулся обезоруживающей улыбкой.
— Кто ты будешь? — спросил он.
— Марк Туллий Цицерон Младший. А ты?
— Я — Гней Помпей Младший.
— Страбон?
— Разве я выгляжу косоглазым, Марк Туллий? — беззлобно рассмеялся Помпей-младший.
— Нет. Но разве нет обычая принимать прозвище отца? — спросил в свою очередь Цицерон.
— Не в моем случае, — сказал Помпей. — Я намерен добиться собственного прозвища. Я уже знаю, каким оно должно быть.
— Каким?
— Магнус.
Цицерон рассмеялся, издав звук, похожий на тонкое ржание.
— Это немного слишком, не так ли? Великий? А кроме того, ты ведь не можешь сам присвоить себе прозвище. Тебе должны дать его другие люди.
— Знаю. Они мне дадут его.
От такой самоуверенности у Цицерона захватило дух, хотя он и сам не был чужд этого свойства характера.
[...]
— Но как ты можешь надеяться, что тебя назовут Великим, если не знаешь, как произнести речь? — спросил Цицерон.
— А как ты надеешься стать великим, если не можешь пользоваться мечом?
— О, я понял! Ты собираешься стать вторым Гаем Марием.
Такое сравнение не понравилось Помпею. С сердитым видом юноша проворчал:
— Не вторым Гаем Марием! Я буду самим собой. Гай Марий по сравнению со мной будет выглядеть новичком!
Цицерон захихикал, его темные глаза с тяжелыми веками вдруг сверкнули.
— О, Гней Помпей, как я хотел бы этого! — воскликнул он.
[...]
— Спасибо тебе за протекцию.
— Не думай об этом, Марк Туллий! Мы с тобой подходящая пара, как мне думается. Ты поможешь мне с рапортами и письмами, а я тебе — с мечом и щитом.
— Идет, — согласился Цицерон, продолжая топтаться на месте.
— Ну что еще? — спросил Помпей, собираясь уходить.
— Я не отдал твоему отцу приказ о моем назначении.
— Выбрось его, — небрежно посоветовал Помпей. — С сегодняшнего дня ты принадлежишь мне. ©
and i'm like:
Май бади вознт рэди.
Унесите.